Скачать реферат

СМОЛЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ КАФЕДРА ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ Студент 4 курса факультета «История и право». Купченко Константин Владимирович. Курсовая работа на тему «Крестовый поход детей». Научный руководитель: д.и.н., профессор Ивонин Ю.Е. Смоленск 1998. Содержание ВВЕДЕНИЕ. 3 «Крестовый поход, называемый детским, 1212 год» 3 Причины крестовых походов. 4 ГЛАВА 1. ЮНЫЙ ПРОПОВЕДНИК КРЕСТОВОГО ПОХОДА ДЕТЕЙ – СТЕФАН ИЗ КЛУА. 11 ГЛАВА 2. КРЕСТНЫЙ ПУТЬ ГЕРМАНСКИХ ДЕТЕЙ. 15 ГЛАВА 3. КРЕСТНЫЙ ПУТЬ ФРАНЦУЗСКИХ ДЕТЕЙ. 21 ГЛАВА 4. ТРАГИЧЕСКИЙ ФИНАЛ. ЧТО ОСТАЛОСЬ В ПАМЯТИ ЕВРОПЕЙЦЕВ О КРЕСТОВОМ ПОХОДЕ ДЕТЕЙ. 23 ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 26 СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ. 28 Введение. Знойным засушливым летом 1212 г. про¬изошло событие, которое известно нам как детский крестовый поход. Хронисты XIII в. подробно описывали феодальные свары и кровавые войны, но не удостоили пристальным вниманием эту трагическую страницу средневековья. О детских походах упоминают (иногда кратко, одной–двумя строчками, иногда отводя их описанию полстранички) свыше 50 средневековых авторов; из них только более 20 заслуживают доверия, поскольку они либо собственными глазами видели юных крестоносцев, либо, опираясь на рассказы очевидцев, вели свои записи в годы, близкие к событиям 1212 года. Да и сведения этих авторов очень отрывочны. Вот, например, одно из упоминаний о крестовом походе детей в средневековой хронике: «Крестовый поход, называемый детским, 1212 год» «В означенную эпоху была предпринята смехотвор¬ная вылазка: дети и не-смышленые люди поспешно и необду¬манно выступили в крестовый поход, движи-мые скорее лю¬бопытством, нежели заботой о спасении души. В эту экспеди¬цию от-правились дети обоего пола, отроки и отроковицы, да не только малые дети, но и взрослые, замужние женщины и девицы – все они шли толпами с пустыми кошель-ками, на¬воднив не только всю Германию, но и страну Галлов и Бургундию. Ни дру-зья, ни родственники никоим способом не могли удержать их дома: они пускались на любые уловки, чтобы отправиться в путь. Дело дошло до того, что повсю¬ду, в де-ревнях и прямо в поле люди оставляли свои орудия, бросая на месте даже те, что были у них в руках, и присоеди¬нялись к шествию. Поскольку, встречаясь с подоб-ными со¬бытиями, мы нередко являем собой крайне легковерную толпу, многие лю-ди, усмотрев в сем знак истинного благоче¬стия, исполненного Духа Божия, а не следствие необдуманно¬го порыва, спешили снабдить странников всем необходи-мым, раздавая им продовольствие и все, в чем они нуждались. Клирикам же и неко-торым иным, обладавшим более здра¬вым суждением и обличавшим сие хождение, которое они находили совершенно вздорным, миряне давали яростный отпор, упре-кая их в неверии и утверждая, что они противи¬лись этому деянию более из зависти и скупости, нежели ради истины и справедливости. Между тем всякое дело, начатое без должного испытания разумом и без опоры на мудрое об¬суждение, никогда не приводит ни к чему благому. И вот, когда эти безумные толпы вступили в земли Италии, они разбрелись в разные стороны и рассеялись по городам и ве¬сям, и мно-гие из них попали в рабство к местным жителям. Некоторые, как говорят, добрались до моря, и там, доверив¬шись лукавым корабельщикам, дали увезти себя в другие за¬морские страны. Те же, кто продолжил поход, дойдя до Ри¬ма, обнаружили, что дальше идти им было невозможно, по¬скольку они не имели поддержки от каких-либо властей, и им пришлось наконец признать, что трата сил их была пустой и на-прасной, хотя, впрочем, никто не мог снять с них обета совершить крестовый поход – от него были свободны лишь дети, не достигшие сознательного возраста, да стари-ки, согбенные под тяжестью лет. Так, разочарованные и смущен¬ные, пустились они в обратный путь. Привыкнув когда-то шагать из провинции в провинцию толпой, каждый в своей компании и не прекращая песнопений, они теперь возвраща¬лись в молчании, поодиночке, босоногие и голодные. Их под¬вергали всяческим унижени-ям, и не одна девушка была схва¬чена насильниками и лишена невинности». Самое детальное повествование о детских крестовых походах содержаться в хронике цистерцианского монаха Альбрика де Труафонтэн (аббатство Шалона на Марне), но это-то повествование, как выяснено учеными, является и наименее дос-товерным. Сколько-нибудь связное освещение фактическая история детских крестовых походов получила только в произведениях, написанных 40–50 лет спустя после опи-сываемых в них событий, – в компилятивном сочинении французского монаха–доминиканца Винцента из Бовэ «Историческое зерцало», в «Большой хронике» анг-лийского монаха из Сент-Олбанса Матвея Парижского и в некоторых других, где исторические факты, однако, почти целиком растворяются в авторской фантазии. Религиозные авторы последующих веков по понятным причинам обходили молчани¬ем страшный сюжет. А просвещенные светские писатели, даже самые зло-язычные и беспощадные, считали, по-видимому, напоминание о бессмысленной ги-бели поч¬ти ста тысяч детей "ударом ниже пояса", недостойным приемом в полемике с цер¬ковниками. Маститые же историки видели в нелепом предприятии детей лишь очевид¬ную бесспорную глупость, на исследова¬ние которой нецелесообразно затра-чивать умственный потенциал. И потому детскому крестовому походу уделяются в солидных исторических исследованиях, посвященных крестонос¬цам, в лучшем слу-чае считанные страницы между описаниями четвертого (1202–1204) и пятого (1217–1221) крестовых походов. Единственным основательным исследо¬ванием детского крестового похода ос-тает¬ся книга Джорджа Забриски Грея, изданная в 1870 г. и переизданная сто лет спустя. Американский католический священник польского происхождения был без-мерно удивлен почти полным забвением столь значительного события, и это под-вигло Грея на создание его первой и последней книги, для написания которой при-шлось буквально по крохам собирать сведения о крестовом походе детей, рассеян-ные в хрониках XIII в. Грей грешил лирическими отступлениями, мно¬гословием и излишней для историка сенти¬ментальностью. Но прошло вот уже более ста лет, а книга писателя–дилетанта по-прежнему вне конкуренции. Достойного соперника и опровергателя ее не нашлось. Не по нехватке талантов, а по недостатку рвения. А между тем наш век бросил страшный отсвет на ту давнюю трагедию. Нет, новые средневековые документы о детском крестовом походе не обнаруже¬ны, но сегодня он видится нам другим, увы, уже менее исключительным. Так что же произошло знойным засуш¬ливым летом 1212 г.? Для начала обратимся к истории, рассмотрим причины крестовых походов во-обще и поход детей в частности. Причины крестовых походов. Уже довольно давно Европа с тревогой смотрела на то, что происходило в Па-лестине. Рассказы возвращавшихся оттуда в Европу паломников о претерпеваемых ими в Святой Земле преследованиях и оскорблениях волновали европейские народы. Мало–помалу создалось убеждение в необходимости помочь христианству на Вос-токе и возвратить христианскому миру его наиболее драгоценные и почитаемые свя-тыни. Но для того, чтобы на это предприятие Европа в течение двух столетий высы-лала многочисленные полчища разнообразных народностей, надо было иметь осо-бые основания и особую обстановку. Причин было в Европе немало, которые помогали осуществлению мысли о крестовых походах. Средневековое общество вообще отличалось религиозным на-строением; поэтому подвиги за веру и на благо христианства были особенно понят-ны в то время. В XI веке усилилось и получило большое влияние клюнийское дви-жение, которое вызвало еще большее стремление к духовным подвигам. По мнению Жоржа Дюби, крестовые походы были своеобразной формой па-ломничества. Ибо «паломничество было формой покаяния, испытания, средством очищения, подготовкой к Судному дню. Это был также и символ: отдать швартовы и взять курс на Ханаан было как бы прелюдией к земной смерти и обретению другой жизни. Паломничество было и удовольствием: путешествие по далеким странам доставляло развлечение удрученным серостью этого мира. Путешествовали груп-пой, компанией приятелей. И, отправляясь в Сантьяго–де–Компостела или в Иеру-салим, рыцари брали с собой оружие, рассчитывая слегка потеребить неверных; в ходе таких путешествий и оформилась идея священной войны и крестовых походов. Паломничество мало чем отличалось от путешествий, периодически предприни-мавшихся рыцарями, спешившими на службу при дворе сеньора. Только на этот раз речь шла о службе другим сеньорам – святым». Большое значение для крестовых походов имело и возвышение папства. Папы понимали, что если они станут во главе движения в пользу освобождения Гроба Господня и освободят его, то их влияние и величие достигнут необычайных разме-ров. Уже папа Григорий VII мечтал о крестовом походе, но привести его в исполне-ние не смог. Кроме того, для всех классов средневекового общества крестовые походы ка-зались весьма привлекательными и с мирских точек зрения. Бароны и рыцари, по-мимо религиозных побуждений, надеялись на славные подвиги, на наживу, на удов-летворение своего честолюбия; купцы рассчитывали увеличить свою прибыль рас-ширением торговли с Востоком; угнетенные крестьяне освобождались за участие в крестовом походе от крепостной зависимости и знали, что во время их отсутствия церковь и государство будут заботиться об оставленных ими на родине семьях; должники и подсудимые знали, что во время их участия в крестовом походе они не будут преследоваться кредитором или судом. Итак, наряду с религиозным одушевлением, охватившим Европу, были и дру-гие, чисто мирские, материальные причины для выполнения крестового похода, ибо «земля та [на Востоке, у неверных] течет медом и млеком». Опасное положение Византии также действовало на Запад, особенно на папст-во; хотя византийская церковь и отделилась от западной, тем не менее она остава-лась главным оплотом христианства на Востоке и первая принимала на себя удары врагов – нехристиан. Папы, поддержав Византию, в случае успеха крестового похода могли рассчитывать на соединение ее с католической церковью. Настроение в Западной Европе было подготовлено к крестоносному предпри-ятию. Умоляющие послания византийского императора Алексея Комнина о помощи (доведенный до отчаяния, стесненный положением своего государства, которое стояло на краю гибели, он обратился с посланиями в Западную Европу, в которых умолял о помощи против неверных) дошли до западноевропейских государей и папы как нельзя более вовремя. Папою в конце XI века был Урбан II, француз по происхождению. На соборе в Плаценции (теперь Пиаченца), в северной Италии, под его руководительством раз-бирались вопросы о «Божьем мире» ["Божий мир" – обязательное прекращение на срав¬нительно длительный срок (до 30 лет) военных действий в той или иной стране (области) Западной Европы, пред¬писывавшееся католической церковью в конце Х – XII вв.] и о других полезных церковных делах. В это самое время в Плаценцию были доставлены просьбы Алексея Комнина о помощи. Папа ознакомил собор с содержа-нием византийского послания; собравшиеся сочувственно отнеслись к сообщению и выразили готовность пойти в поход на неверных. Через несколько месяцев в 1095 году Урбан II переехал во Францию, где в го-роде Клермоне, в южной Франции, был созван новый собор. На этот собор съехалось очень много народу. В городе не нашлось ни одного здания, которое могло бы вместить всех присутствовавших на соборе. Огромная толпа людей разных сословий, собравшаяся под открытым небом собравшиеся с не-терпением ожидала сообщений о важных событиях. Наконец, 26 ноября Урбан II об-ратился к собравшимся с пламенной речью. Вот как описывают собор в Клермоне летописцы: “В год от воплоще¬ния Господня тысяча девяносто пятый, в то время, ко-гда в Германии царствовал импера¬тор Генрих [Генрих IV (1050 – 1106), германский король и импера¬тор "Священной Римской империи" (с 1056)] а во Франции – король Филипп [Филипп I (1052 – 1108), король Франции с 1060], когда во всех частях Ев-ропы произрастало многообразное зло и вера колебалась, в Риме был папа Урбан II, муж выдающегося жития и нравов, который обеспечивал святой церкви самое высо-кое положение и умел обо всем распорядиться быстро и обдуманно. Видя, как вера христианская безгранично по¬пирается всеми – и духовенством, и миряна¬ми, как владетельные князья беспрестанно во¬юют меж собой, то одни, то другие – в раз¬дорах друг с другом, миром повсюду пренеб¬регают, блага земли рас-хищаются, многие несправедливо содержатся закованными в пле¬ну, их бросают в ужаснейшие подземелья, вы¬нуждая выкупать себя за непомерную плату, либо под-вергая там тройным пыткам, то есть голоду, жажде, холоду, и они погибают в без¬вестности; видя, как предаются насильствен¬ному поруганию святыни, повергаются в огонь монастыри и села, не щадя никого из смерт¬ных, насмехаются над всем боже-ским и челове¬ческим; услышав также, что внутренние области Романии [В эпоху крестовых походов Романией назывались малоазийские территории Византии и дру-гие области] захвачены у христиан турками и подвергаются опасным и опустоши-тельным нападениям, папа, побужденный благочестием и любовью и действуя по мановению божьему, перевалил через горы и с помощью соответст¬вующим образом назначенных легатов распо¬рядился созывать собор в Оверни [Овернь – историческая область Франции в пределах Центрального Французского массива.] в Клермоне – так называется этот город, где собрались триста десять епископов и аббатов, опира-ясь на свои посохи..." Такую торжественную и, по средневековым понятиям, аргументированную увертюру к крестовым походам дает в своей "Иерусалимской истории" французский священник и хронист Фульхерий Шартрский, сопровожда¬вший в качестве капеллана графа Балдуина Бульонского во время похода к Эдессе. Уже ранней весной 1096 г. войска крестоносцев выступили в по¬ход. Их путе-водной звездой стал Святой город – Иерусалим. Разнесенная по городам и весям и многократно повто¬ренная армией епископов, священников и монахов Клермонская проповедь с ее идеей освобождения «Гроба Господня» от неверных и обещанием участникам похода полного прощения грехов вызвала всеобщий духовный подъем и широчайший отклик во всем западном мире. Массы простого народа, охва¬ченные порывом религиозного энтузиазма, устреми-лись в «святое паломничество», опередив рыцарей, которым тре¬бовалось время на подготовку снаряжения и улаживание семейных и имущественных дел. Аббат Гви-берт Ножанский пишет в своей «Истории»: «...Каждый, кому быстрая молва достав-ляла папское предписание, шел к своим соседям и родичам, увещевая [их] вступить на стезю Господню, как называли тогда ожидаемый поход. Уже возгорелось усердие графов, и рыцарство стало подумывать о походе, когда отвага бедняков воспламени-лась столь великим рвением, что никто из них не обращал внимания на скудость до-ходов, не заботился о надлежащей распродаже домов, виноградников и полей: вся-кий пускал в распродажу луч¬шую часть имущества за ничтожную цену, как будто он находился в жестоком рабстве, или был заключен в темницу, и дело шло о скорей-шем выкупе... Что сказать о детях, о старцах, собиравшихся на войну? Кто может сосчитать девиц и стариков, подавленных бременем лет? – Все воспевают войну, ко-ли и не принимают в ней участия; все жаждут мученичества, на которое идут, чтобы пасть под ударами мечей, и говорят: «Вы, молодые, вступайте в бой, а нам да будет дозволено заслужить пред Христом своими страданиями». «Некоторые бедняки, подковав бы¬ков, как то делают с лошадьми, и запрягши их в двух¬колесные тележки, на которых помещался их скудный скарб вместе с ма-лыми детьми, тащили все это с собою; когда дети эти лицезрели попадавшийся им на пути какой-нибудь замок или город, они вопрошали, не Иеру¬салим ли это, к ко-торому стремятся... Пока князья, нуж¬давшиеся в больших средствах на содержание тех, кто составлял их свиту, долго и мешковато подготовлялись к походу, простой народ, бедный средствами, но многочис¬ленный, собрался вокруг некоего Петра Пус-тынника и повиновался ему, как своему предводителю... Он обходил города и села, повсюду ведя проповедь, и, как мы [сами] видели, народ окружал его такими толпа-ми, его одаряли столь щедрыми дарами, так прославляли его святость, что я не при-помню никого, кому бы когда-нибудь были оказываемы подобные почести. Петр был очень щедр к беднякам, раздавая многое из того, что дарили ему... Вот этот-то человек, собрав многочисленное воинство, увле¬ченное отчасти общим порывом, а отчасти его проповедями, решился направить свой путь через землю венгров...» Попутно толпы бедноты и отдельные отряды рыцарской вольницы грабили ме-стных жителей, устраивали погромы и сами несли немалые потери. Дошедшие летом до Константинополя крестьянские отряды были предусмотрительно переправлены в Малую Азию и в октябре 1096 г. полностью истреблены сельджуками. В конце 1096 г. в Константинополь начали прибывать и крестоносные отряды феодалов. После многочисленных стычек и долгих уговоров, обязавшись вернуть византий¬скому императору те земли, которые будут отвоеваны ими у турок, кресто-носцы переправились в Малую Азию. На захваченных крестоносцами землях к началу XII в. было образовано четыре государства: Иерусалимское ко¬ролевство, графство Триполи, княжество Антиохий-ское и графство Эдесское, в которых были воспроизведены фе¬одальные порядки, господствовавшие в Западной Европе, в более «чистом», классическом виде. Огром-ную роль в этих государствах играла католическая церковь и специально созданные ею организации – духовно-рыцарские ордена, имевшие чрезвычайно широкие при-ви¬легии. Успехи крестоносцев на Востоке в значительной мере обусловливались отсут-ствием единства в рядах самих му¬сульман, борьбой между мелкими местными пра-вителями. Как только началось сплочение мусульманских государств, крестоносцы стали терять свои владения: Эдессу уже в 1144 г. Призванный поправить положение Второй кресто¬вый поход (1147 – 1149 гг.), вдохновленный Бернаром Клервоским и возглавленный французским королем Людовиком VII и германским королем Конра-дом III, оказался неу¬дачным. В 1187 г. Саладину, объединившему под своей властью Египет и Сирию, удалось овладеть Иерусалимом, что послужило причиной Третьего крестового похода (1189 – 1192 гг.), во главе которого стояли три европейских госу-даря: германский император Фридрих I Барбаросса, французский король Филипп II Август и английский король Ричард I Львиное Сердце. В этом походе с небывалой силой про¬явились растущие англо–французские противоречия, пара¬лизовавшие во-енный потенциал крестоносцев после гибели Фридриха и ухода немецких отрядов. Взятая после долгой, двухлетней, осады Акра стала столицей Иерусалимского коро-левства. Иерусалим же остался в руках мусульман. Ричард I, не завершив свой обет, был вынужден покинуть Палестину (предварительно договорившись с Саладином о разрешении паломникам и купцам в течение трех лет посещать Иерусалим) после того как Филипп II, внезапно уехавший в Европу, заключил там союз против него с новым германским императором Генрихом VI. В начатом по призыву папы Иннокентия II Четвертом крестовом походе (1202 – 1204 гг.), пожалуй, впервые от¬четливо проявились как расхождения между мир-скими и религиозными устремлениями его участников, так и рост универсалистских притязаний папского престола в условиях резкого обострения отношений с Византи-ей. Выступив в поход против мусульман Египта, крестоносцы, задолжавшие венеци-анцам за перевозку по морю, вернули свой долг, завоевав соперничавший с Венеци-ей христианский купе¬ческий город Задар, сюзереном которого был король Вен¬грии, а завершили поход штурмом и разграблением Кон¬стантинополя, беспощадными расправами с его жителями и уничтожением многих произведений искусства. Обоснования такого радикального изменения направлен¬ности похода самими крестоносцами не оставляют сомнения в том, что оно было далеко не случайным, хотя, возможно, и не предрешенным. Гунтер Пэрисский так объясняет мотивы уча-стников похода в своей «Истории завоевания Константинополя»: «...Они знали, что Константинополь был для святой римской церкви мятежным и ненавистным горо-дом, и не думали, что его покорение нашими явилось бы очень уж неугодным вер-ховному понтифику или даже (самому) Богу. В особенности же к этому побуждали [крестоносцев] венецианцы, чьим флотом они пользовались для плавания, – [вене-цианцы действовали так] отчасти в надежде получить обещанные деньги, до кото-рых народ этот весьма жаден, отчасти – потому, что город этот, сильный – множест-вом кораблей, притязал на главенство и господство во всем этом море... Была, одна-ко, как мы верим, и другая причина, намного более древняя [по происхождению] и важная [чем все эти], а именно – совет благости господа, который намеревался таким образом унизить этот народ, преисполнившийся гордыней из-за своего богатства, и привести [его] к миру и согласию со святой вселенской церковью. Казалось соответ-ствующим [предначертаниям божьим], чтобы народ этот, который нельзя было ис-править иным способом, был бы наказан смертью немногих и потерей мирских благ, коими он владел в изобилии, и чтобы народ пилигримов обогатился добычей, [взя-той] у гордецов, а вся [их] земля перешла бы в наше владение, и чтобы западная церковь украсилась священными реликвиями, которые присвоили себе недо¬стойные {греки), и вечно радовались бы им. Особенно важно еще и то, что этот часто упоми-наемый [нами] город, который всегда был вероломен [по отношению] к пилигримам, поменяв, наконец, соизволением божьим, своих жителей, пребудет верным и едино-душным [единоверным] и сможет оказывать нам тем более постоянную помощь в одолении варваров, в завоевании Святой земли и овла¬дении ею, что находится в большой близости к ней…» В письме неизвестного рыцаря, участника событий, мы находим более лаконичное объяс¬нение: «...[Мы] выполняли дело Спасителя, [такое], чтобы восточная церковь, столицей коей был Константинополь, с императором и всею своею империей) признала бы себя дочерью своего главы – римского перво-священника и преданно повиновалась бы ему во всем с надлежащим смирением...» После захвата половины Византийской империи планы дальнейшего похода на Восток и «освобождения Гроба Гос¬подня» были отставлены. На завоеванной терри-тории кресто¬носцы основали так называемую Латинскую империю (в от¬личие от «Греческой» – Византийской), которая просущест¬вовала недолго. В 1261 г. греки снова овладели Константинополем и восстановили Византийскую империю, правда, последней так и не удалось никогда оправиться от того разгрома, которому подверг-ли ее «христианские рыцари». Разруха, усобицы и изнурительные кре¬стовые походы опустошали европейские города и деревни. Люди не хотели даже думать об очередной кровавой бойне за "Гроб Господень". Не унималась лишь папская курия. Папа Иннокентий III не¬престанно рассылал своих легатов, чтобы те воодушевляли массы и баронов на но-вый поход против неверных. И народы вооду¬шевлялись. Но лишь на словах. Никто не торопился стяжать воинскую славу и сло¬жить голову за "второй рай утех" даже ради того, чтобы сразу попасть в первый. Папа разражался угрозами опалы и отлу-чения, священники изощрялись в красноречии, а народ, надрывая глотки в криках одобре¬ния, упрямо не желал пополнять ряды кре¬стоносного воинства. Как же все-таки выбить искру и раз¬жечь пожар священной войны в столь тя¬желые для церкви времена? Народ, прежде бывший что порох (тогда еще не изобре¬тенный), теперь словно мокрый валежник! Что ж, иного народа не предвидится и на¬добно ис-кать кресало поискристей преж¬него! Идея священной войны во имя освобождения Иерусалима от «неверных», не угасала в Европе, несмотря на постигшие крестоносце в неудачи во время третьего кресто-вого похода. После захвата рыцарями Константинополя во время четвертого крестового по-хода идея освобождения «Гроба Господня» получила новый импульс: «Божье дело» будет успешным, если оно окажется в руках тех, кто менее всех погряз в грехах и корысти. Так, Петр Блуасский, написавший трактат «О необходимости ускорения иеру-салимского похода», порицал в нем рыцарей, превративших крестовый поход в мир-скую авантюру; такая авантюра, утверждал он, обречена на провал. Освобождение Иерусалима удастся лишь беднякам, сильным своей преданностью Богу. Алан Лиль-ский в одной из своих проповедей сокрушаясь о падении Иерусалима, объяснял его тем, что Бог отступился от католиков. «Он не находит себе прибежища ни у священ-ников, ибо тут нашла себе прибежище симония (продажность), ни у рыцарей, ибо для них прибежищем служат разбои, ни среди горожан, ибо у них процветает рос-товщичество, а среди купцов – обман, ни у городской черни, где свило себе гнездо воровство». И – опять тот же рефрен: Иерусалим спасут бедняки, те самые нищие духом, о которых говорится в Евангелии от Матфея. Бедность рисовалась источни-ком всех добродетелей и залогом грядущей победы над «неверными». На фоне таких проповедей многие люди того времени пришли к убеждению: если обремененные грехами взрослые люди не могут вернуть Иерусалим, то невин-ные дети должны исполнить эту задачу, так как им поможет Бог. И тут, к радости папы во Франции появился пророк–отрок, начавший проповедовать крестовый по-ход. Глава 1. Юный проповедник крестового похода детей – Стефан из Клуа. В 1200 г. (а может, в следующем) не¬подалеку от Орлеана в деревушке Клуа (а может, в другом месте) родился кре¬стьянский мальчик по имени Стефан (а может, Этьенн). Это слишком похоже на зачин сказки, но это только воспроизведение не-брежности тогдашних хронистов и разнобой в их рассказах о детском кре¬стовом по-ходе. Впрочем, сказочный зачин вполне уместен для рассказа о сказочной судьбе. Вот о чем рассказывают хроники. Как все крестьянские дети, Стефан с малых лет помогал родителям – пас скот. От сверстников он отличался только чуть большей набожностью: Стефан чаще дру-гих бывал в церкви, горше других плакал от переполнявших его чувств во время ли-тур¬гий и крестных ходов. Сызмала его потря¬сал апрельский "ход черных крестов" – торжественная процессия в день святого Марка, участники которой несли обвитые черной холстиной кресты. В этот день возносили молитвы за воинов, полегших в святой земле, за мучимых в мусульман¬ском рабстве. И мальчик воспламенялся вме-сте с толпой, яростно клявшей не¬верных. Не раз сеченная спина не позволяла гла¬зам Стефана отвлекаться от стада. Зато мысленно он постоянно находился за мо¬рем, в святой земле. В один из теплых майских дней 1212 г. он повстречался с монахом–пилигримом, идущим из Палестины и попросившим подаяния. Монах принял поданый кусок хлеба и стал рассказывать о заморских чудесах и подвигах. Стефан зачарованно слушал. Вдруг монах прервал свой рассказ, а потом неожи¬данно, что он Иисус Христос. Все дальнейшее было как во сне (или же сном мальчика была эта встреча). Мо-нах–Христос велел мальчику стать во гла¬ве небывалого крестового похода – детско¬го, ибо "от уст младенцев исходит сила на врага". Нет нужды ни в мечах, ни в до¬спехах – для покорения мусульман, будет достаточно безгрешности детей и божьего слова в их устах. Затем онемевший Стефан принял из рук монаха свиток – письмо к королю Франции. После чего монах быстро ушел прочь (растворился в воздухе?). Стефан не мог более оставаться пасту¬хом. Всевышний призвал его на подвиг. За¬пыхавшись, мальчик примчался домой и десятки раз пересказывал случившееся с ним родителям и соседям, которые тщетно вглядывались (ибо были неграмотными) в слова загадочного свитка. Ни насмешки, ни подзатыльники не охладили рвения Стефа¬на. Назавтра он собрал котомку, взял по¬сох и направился в Сен–Дени – в аб-батство святого Дениса, патрона Франции. Мальчик верно рассудил, что собирать добровольцев для детского похода надо в месте наиболь¬шего стечения паломников. И вот – раннее утро. Щуплый мальчик с котомкой и посохом на пустынной до-роге. "Снежный ком" покатился. Мальчика еще можно остановить, удержать, связать и бро¬сить "остыть" в подвал. Но ведь никто не предвидел трагического будущего. Один из хронистов свидетельствует "по совести и по истине", что Стефан был "рано возмужавшим негодяем и гнездилищем всех пороков". Но эти строки были напи¬саны спустя тридцать лет после печаль¬ного финала безумной затеи, когда зад-ним числом стали искать козла отпущения. Ведь имей Стефан дурную репутацию в Клуа, мнимый Христос не выбрал бы его на роль святого. Вряд ли стоит называть Стефана и юродивым, как это делают советские исследователи. Он мог быть просто экзаль¬тированным доверчивым мальчиком, сме¬тливым и речистым. По пути Стефан задерживался в городах и деревеньках, где своими речами со-бирал десятки и сотни людей. От многочисленных повторов он перестал робеть и путаться в словах. В Сен–Дени пришел уже опытный маленький оратор. Аббатство, расположен¬ное в девяти километрах от Парижа, при¬тягивало многотысячные толпы паломни¬ков. Стефана там приняли отлично: святость места располагала к ожиданию чуда – и вот оно: ребенок–златоуст. Пастушонок бойко пересказывал все, что слы-шал от пилигри¬мов, ловко вышибал слезу у толп, которые и пришли–то за тем, что-бы умиляться и пла¬кать! "Спаси, господи, страждующих в пле¬ну!" Стефан указывал на мощи святого Дениса, хранимые среди злата и драгоцен¬ных каменьев, чтимые толпами христиан. А затем вопрошал: такова ли судьба гроба самого господа, все-дневно оскверняемого неверными? И выхватывал из-за пазухи свиток, и толпы гуде-ли, когда отрок с горя¬щими глазами потрясал перед ними непре¬ложным велением Христа, обращенным к королю. Стефан вспоминал о множестве чудес и знамений, поданных ему господом. Например, накануне появления монаха–Христа стадо за-брело в пшеницу. Стефан погнался с хворостиной за коровами – а те вдруг пали пе-ред ним на колени! "Не так ли и нехристи падут пред нами!" Стефан проповедовал перед взрослыми. Но в толпе были сотни детей, которых тогда частенько брали с собой старшие, на¬правляясь к святым местам. Через неделю чудесный отрок вошел в моду, выстояв в острой конкуренции со взрослыми краснобаями и юродивыми. К тому же Стефан исцелял хромых и слепых, являл и иные знаки свя¬тости. С горячей верой слушали нового чудо¬творца дети. Он взывал к их тайным меч¬там: о ратных подвигах, о путешествиях, о славе, о служении господу, о свободе от родительской опеки. А как это льстило честолюбию подростков! Ведь господь из-брал своим орудием не грешных и алч¬ных взрослых, а их – детей! Паломники расходились по городам и весям Франции. Взрослые очень скоро за¬были о Стефане. Зато дети взахлеб расска¬зывали всюду о ровеснике – чудотворце и ораторе, поражая воображение соседских детей и давая друг другу страшные клят-вы помочь Стефану. И вот уже игры в рыца¬рей и оруженосцев заброшены, француз¬ские ребятишки начали опасную игру в хри¬стово воинство. Дети Бретани, Норман-дии и Аквитании, Оверни и Гаскони, пока взрослые всех этих областей ссорились и воевали друг с другом, стали объединяться вокруг идеи, выше и чище которой не было в XIII в. Хроники умалчивают, был ли Стефан для папы счастливой находкой, или кто-то из прелатов, а может, и сам понтифик заранее запланировали явление мальчика–святого. Принадлежала ли сутана, мелькнувшая в видении Стефана, никем не упол-номочен¬ному монаху–фанатику или переодетому посланцу Иннокентия III – теперь уже не дознаться. Да и неважно, где возникла идея детского крестоносного движе-ния – в недрах папской курии или в ребячьих головах. Папа ухватился за нее желез-ной хваткой. Теперь все служило добрым предзнаме¬нованием для детского похода: плодови¬тость лягушек, столкновения собачьих стай, даже начинающаяся засуха. То там, то здесь появлялись "пророки" двенадцати, десяти и даже восьми лет от роду. Все они твердили, что посланы Стефаном, хотя многие из них в глаза его не видели. Все эти пророки тоже излечивали бесноватых и творили другие чудеса... Детвора формировала отряды и марши¬ровала по окрестностям, повсюду вербуя новых сторонников. Во главе каждого шествия, поющего гимны и псалмы, нахо¬дился свой пророк, за ним несли орифлам¬му – копию стяга святого Дионисия. Дети держали в руках кресты и зажженные свечи, размахивали курящимися кадильница-ми. А какое это было заманчивое зрелище для детей знати, которые наблюдали торже¬ственный ход сверстников из своих замков и домов! А ведь почти у каждого из них в Палестине сражались дед, отец или стар¬ший брат. Кто-то из них погиб. И вот – возможность отомстить неверным, стяжать славу, продолжить дело старшего поко-ле¬ния. И дети из знатных семей с энтузиазмом включались в новую игру, стекались под знамена с изображениями Христа и Приснодевы. Иногда они становились вожа-ками, иногда вынуждены были подчиняться худо¬родному сверстнику–пророку. В движение включилось немало и дево¬чек, которые тоже мечтали о святой земле, подвигах и свободе от родительской власти. Вожаки не гнали "девчонок" – хотелось собрать армию побольше. Многие девочки ради безопасности и для удоб-ства движений переодевались мальчиками. Как только Стефан (еще не истек май!) объявил местом сбора Вандом, туда стали сходиться сотни и тысячи подростков. С ними были немногочисленные взрос-лые: монахи и священники, идущие, по выраже¬нию преподобного Грея, "всласть по-гра¬бить или вдосталь намолиться", городская и деревенская беднота, присоединив-шая¬ся к детям "не для Иисуса, а ради хлеба куса"; а всего больше – воры, шулера, разный преступный сброд, который на¬деялся поживиться за счет знатных детей, хо-рошо снаряженных в дорогу. Многие взрослые искренне верили в успех похода без оружия и надеялись, что им достанется богатая добыча. Были с детьми и старцы, впавшие во второе детство. Сотни продаж¬ных женщин вились вокруг отпрысков знатных семей. Так что отряды получались на диво пестрые. И в прежних крестовых походах участвовали дети, старики, орды магдалин и всяческие подонки. Но раньше они были лишь довеском, а ядро хри¬стова воинства составляли искусные в рат¬ном деле бароны и рыцари. Теперь вместо плечистых мужей в латах и кольчугах ядро воинства составляли безоружные дети. Но куда же смотрели власти и, главное, родители? Все ждали, что дети «перебесятся» и успо¬коятся. Король Филипп II Август, неутомимый собиратель французских земель, ковар-ный и дальновидный политик, поначалу одобрил инициативу детей. Филипп хотел иметь папу на своей стороне в войне с английским королем и был не прочь угодить Иннокен¬тию III и организовать крестовый поход, да только власти его на то не хва-тало. Как вдруг – эта затея детей, шум, энтузиазм. Разумеется, все это должно зажечь сердца баронов и рыцарей праведным гневом про¬тив неверных! Однако взрослые не потеряли го¬лову. А детская "возня" стала угрожать спо-койствию государства. Ребята бросают дома, бегут в Вандом, и в самом деле соби-раются двинуться к морю! Но с другой стороны, папа отмалчивается, ле¬гаты агити-руют за поход... Осторожный Филипп II опасался прогневать понтифика, но все же обратился к уче¬ным недавно созданного Парижского университета. Те ответили твердо: необходимо немедленно остановить детей! Если надо – силой, ибо их поход вдохновлен сатаной! Ответственность была за остановку похода снята с него, и ко-роль издал эдикт, повелевающий детям не¬медля выбросить из головы глупости и ра-зойтись по домам. Однако королевский эдикт не произвел впечатления на детей. У ребячьих сер-дец был владыка могущественнее короля. Дело зашло слишком далеко – окриком его уже не остановить. Лишь малодушные верну¬лисьдомой. Пэры и бароны не риск-нули применить насилие: простой люд сочувствовал этой затее детей и поднял¬ся бы на их защиту. Без бунтов не обошлось бы. Ведь народу только что внушали, что бо-жья воля позволит детям без оружия и кровопролития обратить мусульман в хрис¬тиан и, таким образом, освободить из рук неверных "Гроб Господень". К тому же папа заявил громогласно: "Эти дети служат укором нам, взрослым: пока мы спим, они с радостью выступают за святую землю". Иннокентий III все еще надеялся с помощью детей разбудить энту¬зиазм взрослых. Из далекого Рима он не мог видеть исступленных ребячьих лиц и, вероятно, не сознавал, что уже утратил контроль над ситуацией и не может оста¬новить детский поход. Охвативший детей массовый психоз, искусно подогреваемый церковниками, теперь уже невозможно было сдержать. Поэтому Филипп II "умыл руки" и не на¬стаивал на выполнении своего эдикта. В стране стоял стон несчастных родите¬лей. Забавные торжественные детские шест¬вия по округе, столь умилявшие взрослых, превратились в повальное бегство подро¬стков из семей. Редкие семьи в своем фа¬натизме сами благословляли детей на ги¬бельный поход. Большинство отцов пороли своих отпрысков, запирали в чуланах, но дети перегрызали веревки, подкапывали стены, ломали замки и – убегали. А те, кто не смог вырваться, бились в истериках, отказывались от пищи, чахли, заболева-ли. Волей–неволей родители сдавались. Дети надевали своего рода униформу: серые простые рубахи поверх коротких штанов и большой берет. Но многие ребятишки и этого не могли себе позволить: шли в чем были (нередко босые и с непо¬крытой головой, хотя солнце в то лето за тучи почти не заходило). На груди у уча¬стников похода был нашит матерчатый крест красного, зеленого или черного цвета (конечно, эти цвета соперничали друг с дру¬гом) . У каждого отряда был свой командир, флаг и прочая символика, которой ребятишки очень гордились. Когда отряды с пением, знаменами, крестами бодро и торжественно проходили через города и де¬ревни, направляясь в Вандом, только зам¬ки и крепкие дубовые двери могли удер¬жать сына или дочь дома. Словно чума про¬шлась по стране, унося десятки тысяч детей. Восторженные толпы зевак бурно при¬ветствовали отряды детворы, чем еще боль¬ше подогревали ее энтузиазм и честолюбие. Наконец некоторые священники поняли всю опасность данной затеи. Они ста-ли оста¬навливать отряды, где могли – уговаривали детей разойтись по домам, уверя-ли, что мысль о детском походе – это происки дьявола. Но ребята были непреклон-ны, тем более что во всех крупных городах их встречали и благословляли папские эмис¬сары. Разумных священников немедленно объявляли вероотступниками. Суеве-рие толпы, энтузиазм детей и козни папской курии победили здравый смысл. И мно-гие из этих священников–"вероотступников" сознательно отправились вместе с об-ре¬ченными на неминуемую гибель детьми, как семью веками позже учитель Януш Корчак пошел вместе со своими воспи¬танниками в газовую камеру фашистского концлагеря Треблинка. Глава 2. Крестный путь германских детей. Весть о мальчике–пророке Стефане рас¬ходилась по стране со скоростью пе-шими богомольцами. Те, кто ходил на поклонение в Сен-Дени, принесли новость в Бургундию и Шампань, оттуда она достигла берегов Рейна. В Германии не замедлил объявить¬ся свой "святой отрок". И там папские ле¬гаты рьяно взялись за обработку обще¬ственного мнения в пользу организации детского крестового похода. Мальчонку звали Николас (мы знаем только латинский вариант его имени). Родился он в деревушке близ Кельна. Ему было лет двенадцать, а то и десять. Пона-ча¬лу он был просто пешкой в руках взрос¬лых. Отец Николаса энергично «пропихи-вал» своего вундеркинда в пророки. Неизвестно, был ли богат отец мальчика, но им, не¬сомненно, руководили невысокие мотивы. Монах–летописец, свидетель процесса "дела¬ния" малолетнего пророка, называет отца Николаса "пройдошливым дурнем". Сколь¬ко он заработал на сыне, нам неведомо, но через несколько месяцев поплатил-ся за дела сына жизнью. Кельн – религиозный центр германских земель, куда стекались тысячи палом-ников зачастую со своими детьми, – был наилуч¬шим местом для развертывания аги-тации. В одной из церквей города хранились рев¬ностно почитаемые мощи "Трех ко-ролей Востока" (волхвов, принесших дары младенцу-Христу) – героев популярней-шей церков¬ной легенды. Отметим деталь, роко¬вая роль которой выяснится позже: мощи были захвачены Фридрихом I Барбароссой во время ограбления им Милана. И вот именно здесь, в Кельне, по наущению отца Николас провозгласил себя избран-ником божьим. Далее события развивались по уже апро¬бированному сценарию. Николасу – де было видение креста в облаках, и голос всевыш¬него велел ему собирать детей в по-ход; толпы бурно приветствовали новоявленного мальчика–пророка; немедленно последо¬вали исцеления им бесноватых и иные чуде¬са, слухи о которых распростра-нились с невероятной быстротой. Николас ораторст¬вовал на папертях церквей, на камнях и бочках посреди площадей; всякий раз в патетических местах своей речи указывая на собор с драгоценной ракой, к которой богомольцы сносили свои по-жертвования, он риторически вопрошал: "А таким ли поче¬том окружен Гроб Госпо-день в Иерусалиме? Неужели мы бесчувственнее франков? Неужели только им од-ним достанется слава завоевания святой земли?" Далее все шло по известной схеме: взрослые паломники разносили весть о ма-лолетнем пророке, дети пере¬шептывались и собирались в команды, маршировали по окрестностям разных го¬родов и сел уходили окончательно – в Кельн. Но были в раз-витии событий в Германии и свои особенности. Фридрих II, сам еще юнец, только–только отвоевавший престол у своего дяди Оттона IV, был на тот момент любимчи-ком папы, а следовательно, мог по¬зволить себе перечить понтифику. Он реши¬тельно запретил затею детей: страну и без того сотрясали смуты. Поэтому дети собра¬лись только из ближайших к Кельну прирейнских краев. Движение выхватывало из семей не одного–двух ребят, как во Франции, а почти всех, включая даже шестилеток и семилеток. Именно эта малышня уже на второй день похода станет проситься стар-шим на закор¬ки, а на третьей–четвертой неделе начнет болеть, умирать, в лучшем случае оставать¬ся в придорожных селениях (по незнанию дороги назад – навсегда). Вторая особен¬ность германского варианта: среди мотивов детского похода первое место здесь зани¬мало не стремление к освобождению "свя¬той земли", а жажда мес-ти. Доблестных германцев в крестовых походах погибло весьма много – в семьях любого звания и состояния помнили о горьких потерях. Вот почему отряды состояли почти сплошь из мальчиков (правда, некоторые из них оказались переодетыми де-вочками), а про¬поведи Николаса и других вожаков мест¬ных отрядов больше чем на-половину состо¬яли из призывов к реваншу. Но реваншу приятному во всех отноше-ниях: ведь по¬ход, по "договоренности" с богом, дол¬жен быть бескровным. Взрослые германцы умилялись детскому многоголосому пе¬нию: "Пройдем по морю, как посу-ху. Обратим неверных словом божьим, да при¬мут святой закон Христа!" Отряды детей поспешно собирались в Кельне. Поход надо было начать как можно скорее: император против, бароны против, родители ломают палки о спины сыновей! Того и гляди, заманчивая затея сорвется! Жители Кельна являли чудеса терпения и гостеприимства (деваться некуда) и давали приют и пищу тысячам детей. Большая часть мальчиков ночевала в полях во-круг города, стонущего от наплыва преступного сброда, который рассчитывал по-живиться, присое¬динившись к детскому походу. И вот настал день торжественного вы¬ступления из Кельна. Конец июня. Под знаменами Николаса – не менее двадцати тысяч детей (по некоторым хроникам, вдвое больше). В основном это мальчики двенадцати лет и старше. Как ни противи¬лись немецкие бароны, но отпрысков знат¬ных семей в отрядах Николаса оказалось больше, чем у Стефана. Ведь и баронов в раздробленной Германии было намного больше, чем во Франции, а майорат [Майорат (от лат. major – старший) – форма на¬следования недвижимости (прежде всего земель¬ной собственности), при которой она переходит полностью к старшему из наследников. Направ¬лена на сохранение крупных земельных владений.] не оставлял надежд на обеспеченное будущее их младшим сыновьям: для этих послед¬них любой крестовый поход – надежда на улучшение судьбы. К тому же в сердце каждого знатного подростка, воспитанного на идеалах рыцарской доблести, пылала жажда мести за убитого сарацинами деда, отца или брата. Кельнцы высыпали на городские стены. Тысячи одинаково одетых детей вы-строены колоннами в поле. Над серым морем колышатся деревянные кресты, знаме-на, вым¬пелы. Сотни взрослых – кто в сутанах, кто в лохмотьях – кажутся пленника-ми дет¬ского воинства. Николас, командиры отря¬дов, часть детей из знатных родов поедут в повозках, окруженных оруженосцами. Но многие малолетние аристократы с котомками и посохами стоят бок о бок с последними из своих холопов. Отрыдали и отпрощались матери детей из отдаленных городов и селений. Пришел черед прощаться и рыдать кельнским мате¬рям – их дети составляют едва ли не поло¬вину участников похода. Но вот прозвучал сигнал труб. Дети затя¬нули гимн во славу Христа собствен-ного сочинения, увы, не сохраненный для нас ис¬торией. Строй шевельнулся, дрог-нул – и двинулся вперед под восторженные клики толпы, причитания матерей и ро-пот здраво¬мыслящих людей. Проходит час – и детское воинство скры¬вается за холмами. Только тысячего-лосое пение еще доносится издалека. Кельнцы рас¬ходятся – гордые: они вот снаря-дили своих детей в путь, а франки еще копаются!.. Неподалеку от Кельна воинство Нико¬ласа разбилось на две огромные колонны. Одну возглавил Николас, другую – маль¬чик, чьего имени хроники не сберегли. Ко-лонна Николаса двигалась на юг корот¬ким путем: по Лотарингии вдоль Рейна, по западу Швабии и через французскую Бургундию. Вторая колонна добиралась до Сре¬диземного моря по длинному маршруту: через Франконию и Швабию. Тем и другим путь в Италию заграждали Альпы. Разум¬нее было бы идти равниной в Мар-сель, но туда намеревались направиться француз¬ские дети, да и Италия казалась ближе к Палестине, чем бургундский Марсель. Отряды растянулись на многие километ¬ры. Оба маршрута пролегали через по-луди¬кие края. Тамошний люд, немногочислен¬ный даже по тем временам, жался к немно¬гим крепостям. Дикие звери выходили на дороги из лесов. Чащи кишели раз-бойни¬ками. Дети десятками тонули при перепра¬вах через речки. В таких условиях целые группы убегали обратно домой. Но ряды детского "воинства" тут же воспол-нялись ребятами из придорожных селений. Слава опережала участников похода. Но не во всех городах их кормили и ос-тавляли ночевать хотя бы даже на улицах. Порой гнали прочь, справедливо оберегая своих детей от "заразы". Ребятам случалось оста¬ваться без подаяния и день, и два. Съестное из котомок слабых быстро перекочевывало в желудки тех, кто посильнее и постарше. Воровство в отрядах процветало. Разбитные женщины выманивали день-ги у отпрысков знатных и богатых семей, шулера отнимали у детей последний грош, заманивая играть на привалах в кости. Дисциплина в отрядах изо дня в день падала. В путь отправлялись рано утром. В са¬мую жару делали привал в тени деревьев. Пока шли – пели немудрящие гимны вроде этого, чудом сохранившегося: "Прекрас-ны поля, еще прекраснее леса, одетые в летний наряд. Но Христос прекраснее, Хри-стос чище, и натруженные сердца поют ему хва¬лу". На привалах рассказывали и слушали полные необычайных приключений и чудес истории о битвах и походах, о рыцарях и пилигримах. Наверняка находились среди ребят балагуры и шалуны, ко-торые носи¬лись друг за другом и выплясывали, когда другие валились с ног после многокиломет¬рового похода. Наверняка дети влюблялись, ссорились, мирились, бо-ролись за лидерст¬во... Подробности каждодневного марша не сохранились – а они очень нужны. Ведь даже психологию средневековых взрослых мы понимаем с большим трудом, а уж тог¬дашние дети – для нас полная загадка. На биваке в предгорьях Альп, у озера Леман, Николас оказался во главе "воин¬ства" почти вдвое меньшего, чем первона¬чальное. Величавые горы лишь на минутку своими белыми шапками снега очаровали детей, не видавших ничего подобного по красоте. Затем сердечки сковал ужас: ведь к этим белым шапкам предстояло им под-ниматься! Жители предгорья встретили детей настороженно и сурово. Им и в голову не приходило кор¬мить ребят. Добро хоть не убивали. Харчи в котомках таяли. Но и это еще не все: в горных долинах германские дети – мно¬гие в первый и последний раз – встретили... тех самых сарацин, которых намерева¬лись крестить в святой земле! Превратности эпохи забросили сюда отряды арабских грабителей: они осели в этих местах, не же¬лая или не имея возможности вернуться на родину. Ребята крались по долине молч¬ком, без песен, опустив кресты. Тут бы и повернуть им обратно. Увы, умные вы¬воды сделал только примазавшийся к де¬тям сброд. Эти подонки уже обоб-рали дети¬шек и разбежались, ибо дальнейшее сулило только смерть или рабство у мусульман. Сарацины зарубили десяток–другой отстав¬ших от отряда ребят. Но к та-ким потерям дети уже привыкли: что ни день они хоро¬нили или бросали без погре-бения десятки своих товарищей. Недоедание, утомление, стресс и болезни делали свое дело. Переход через Альпы – без еды и теплой одежды – стал для участников похода на¬стоящим кошмаром. Эти горы ужасали даже взрослых. Пробираться по обледене¬лым склонам, по вечным снегам, по камен¬ным карнизам – не у всякого на такое дос-танет сил и храбрости. Через Альпы переваливали по необходимости купцы с това-рами, военные отряды, клирики – в Рим и обратно. Наличие проводников не спасало от ги¬бели неосторожных детей. Камни резали голые замерзающие ступни. Среди снегов не было даже ягод и плодов, чтобы уто¬лить голод. Котомки были уже совер¬шенно пусты. Переход через Альпы из-за пло-хой дисциплины, усталости и ослабленности детей затянулся вдвое против обычно-го! Обмороженные ноги скользили и не слушались, дети срывались в пропасти. За хребтом вставал новый хребет. Спали на камнях. Если находили ветки для костра –грелись. Наверное, дрались из-за тепла. На ночь сбивались в кучи, чтобы согреть друг друга. Поутру поднимались не все. Покойников бросали на мерзлой земле – не было сил даже привалить их камнями или вет¬ками. На высшей точке перевала был монас¬тырь монахов–миссионеров. Там детей чуть обогрели и приветили. Но где было взять еды и тепла на такую ораву! Спуск был неимоверной радостью. Зе¬лень! Серебро рек! Многолюдные селе-ния, виноградники, цитрусовые, разгар роскош¬ного лета! После Альп в живых ос-тался лишь каждый третий участник похода. Но оставшиеся, воспрянув духом, ду-мали, что все горести уже позади. В этом изобильном краю их, конечно, обласкают и откормят. Но не тут-то было. Италия встретила их нескрываемой ненавистью. Ведь явились те, чьи отцы терзали набе¬гами эти изобильные земли, оскверняли святыни и грабили города. Вспомним мощи "Трех королей Востока", которые увез из Милана Фридрих Барбаросса. По¬этому в итальянские города "германских змее-нышей" не пускали. Милостыню пода¬вали только самые сердобольные, да и то тай-ком от соседей. Едва три–четыре тысячи детей дошли до Генуи, воруя еду по пути и обирая плодовые деревья. В субботу 25 августа 1212 г. (единствен¬ная дата в хронике похода, с которой со¬гласны все летописи) изнуренные подрост¬ки стояли на берегу генуэзской гавани. Два чудовищ¬ных месяца и тысяча километров позади, схоронено столько друзей, и вот – море, и до святой земли рукой подать. Как же они собирались пересечь Среди¬земное море? Откуда собирались раздо-быть деньги на корабли? Ответ прост. Ни корабли, ни деньги им не нужны. Море – с божьей помощью – должно рас¬ступиться перед ними. С первого дня агита¬ции за по-ход ни о каких кораблях и деньгах речи не шло. Перед детьми был сказочный город – богатая Генуя. Воспрянув духом, они снова высоко подняли оставшиеся знамена и кре¬сты. Николас, который в Альпах лишился повозки и шел теперь со всеми вместе пешком, вышел вперед и произнес пламен¬ную речь. Ребята с прежним энтузиазмом приветствовали своего вождя. Пусть они были босы и в лохмотьях, в ранах и струпьях, но они дошли до моря – самые упрямые, са-мые сильные духом. Цель по¬хода – святая земля – совсем близка. Отцы свободного города приняли деле¬гацию детей во главе с несколькими свя¬щенниками (в прочие моменты похода роль взрослых наставников хронистами за-малчи¬вается, вероятно, из-за нежелания компро¬метировать церковников, поддержи-вавших эту нелепую затею). Дети не просили кораб¬лей, они испрашивали лишь по-зволения переночевать на улицах и площадях Генуи. Отцы города, обрадовавшись, что у них не просят ни денег, ни кораблей, позволили ребятам остаться на неделю в городе, а затем советовали им возвращаться подобру-поздорову в Германию. Участники похода живописными колон¬нами вошли в город, впервые за многие недели снова упиваясь всеобщим внимани¬ем и интересом. Горожане встретили их с нескрываемым любопытством, но в то же время настороженно–враждебно. Однако дож [Дож – глава Генуэзской рес¬публики.] и сенаторы передумали: никакой недели, пусть завтра же убираются из города восвояси! Чернь была реши-тельно против присутствия в Ге¬нуе маленьких германцев. Правда, папа благословил поход, но вдруг эти дети вы¬полняют коварный замысел германского императора. С другой стороны, генуэзцам не хотелось выпускать из рук такое коли¬чество дармовой рабочей силы, и детям было предложено остаться в Генуе навсегда и стать добрыми гражданами свободного города. Однако участники похода отмахнулись от казавшегося им нелепым предложе-ния. Ведь завтра – в путь через море! Утром колонна Николаса во всей красе выстроилась у кромки прибоя. Горожа-не столпились на набережной. После торже¬ственной литургии, распевая псалмы, от¬ряды двинулись навстречу волнам. Первые ряды вошли в воду по колени... по пояс... И замерли в оторопи: море не желало рас¬ступаться. Господь не сдержал своего обе-щания. Новые молитвы и гимны не по¬могали. Время шло. Солнце поднималось и припекало... Генуэзцы, пересмеиваясь, рас¬ходились по домам. А дети все не спуска-ли глаз с моря и пели, пели – до хрипоты... Срок разрешения на пребывание в городе истекал. Надо было уходить. Не-сколько сот потерявших надежду на успех похода под¬ростков ухватились за пред-ложение город¬ских властей поселиться в Генуе. Юношей из знатных семей приняли в лучшие дома как сыновей, прочих – разобрали в услу¬жение. Но самые упрямые собрались в поле невдалеке от города. И стали совещаться. Кто знает, где господь положил открыть им дно моря, – может, и не в Генуе. Надо идти дальше, искать то место. И лучше умереть в солнечной Италии, чем вернуться побиты¬ми собаками на родину! А страшнее позо¬ра – Альпы... Сильно поредевшие отряды незадачли¬вых юных крестоносцев двинулись дальше на юго-восток. О дисциплине больше не было и речи, шли группами, точнее, шай¬ками, силой и хитростью добывая пропита¬ние. Николас больше хронистами не упоми¬нается – может, осел в Генуе. Орда подростков достигла наконец Пи¬зы. То, что их выдворили из Генуи, было отличной рекомендацией для них в Пизе, городе, соперничавшем с Генуей. Море и тут не расступилось, но жители Пизы в пику генуэзцам оснастили два корабля и от-пра¬вили на них какую-то часть детей в Палести¬ну. В хрониках имеется глухое упо-минание о том, что они благополучно достигли бере¬га святой земли. Но если это и случилось, они, вероятно, вскоре перемерли от нужды и голода – тамошние хри-стиане сами едва–едва сводили концы с концами. Ни о каких встречах детей–крестоносцев с мусульмана¬ми хроники не упоминают. Осенью несколько сотен германских под¬ростков добрались до Рима, нищета и забро¬шенность которого после роскоши Генуи, Пизы и Флоренции поразила их. Па-па Инно¬кентий III принял представителей малень¬ких крестоносцев, похвалил, а за-тем пожу¬рил их и велел возвращаться домой, запамя¬товав, что их дом – в тысяче ки-лометров за проклятыми Альпами. Затем по при¬казу главы католической церкви де-ти це¬ловали крест, что, "прийдя в совершенный возраст", непременно закончат пре-рванный крестовый поход. Теперь худо–бедно папа имел несколько сотен кресто-носцев на будущее. Немногие участники похода решились на возвращение в Германию, большин-ство из них поселились в Италии. До родины до¬шли единицы – через многие меся-цы, а то и годы. По своему невежеству они даже не умели толком рассказать, где по-бывали. Детский крестовый поход вылился в сво¬его рода миграцию детей – рассея-ние их по другим областям Германии, Бургундии и Италии. Вторую германскую колонну, не менее многочисленную, чем колонна Никола-са, постигла такая же трагическая судьба. Те же тысячи смертей на дорогах – от го-лода, быстрых течений, хищных зверей; тяжелей¬ший переход через Альпы – правда, через другой, но не менее губительный перевал. Повторялось все. Только неубран-ных тру¬пов позади осталось еще больше: общего руководства в этой колонне почти не было, поход уже через неделю превратился в кочевку неуправляемых орд голод-ных до озверения подростков. Монахи и священ¬ники с большим трудом собирали детей в группы и кое-как обуздывали, но это – до первой драки за подаяние. В Италии детей угораздило сунуться в Милан, который за пятьдесят лет еле-еле оправился от набега Барбароссы. Оттуда они еле унесли ноги: миланцы травили их собаками, как зайцев. Море не расступилось перед малолетни¬ми крестоносцами ни в Равенне, ни в других местах. Лишь несколько тысяч детей добре¬ли до самого юга Италии. Они уже прослышали о решении папы остановить поход и задумали обма¬нуть понтифика и уплыть в Палестину из порта Бриндизи. А многое просто по инер¬ции брели вперед, ни на что не надеясь. На крайнем юге Италии в тот год была чудо¬вищная засуха – урожай погиб, голод был такой, что, по свидетельству хронистов, "матери пожирали своих детей". Трудно даже представить, чем могла питаться гер¬манская детвора в этом пухнувшем от голода враждебном им краю. Тех, кто чудом остался жив и добрал¬ся до Бриндизи, ждали новые злоключе¬ния. Горожане определили участвовавших в походе девочек в матросские притоны. Двадцать лет спустя хронисты станут удив¬ляться: отчего в Италии так много белоку¬рых голубоглазых проституток? Мальчиков хватали и обращали в полурабов; остав¬шимся в живых отпрыскам знатных родов повезло, конечно, больше – их усыновили. Архиепископ Бриндизи попытался оста¬новить этот шабаш. Он собрал остатки маленьких страстотерпцев и... пожелал им приятного возвращения в Германию. Са-мых фанатичных "милосердный" епископ усадил на несколько суденышек и благо-словил на безоружное завоевание Палестины. Снаря¬женные епископом посудины затонули едва ли не в виду Бриндизи. Глава 3. Крестный путь французских детей. Более чем тридцать тысяч французских ребят вышли тогда, когда германские дети уже замерзали в горах. Торжественности и слез при проводах было не меньше, чем в Кельне. В первые дни похода накал религиоз¬ного фанатизма среди подростков был та-ким, что они не замечали никаких труд¬ностей пути. Святой Стефан ехал в на¬илучшей повозке, устланной и крытой до¬рогими коврами. Рядом с повозкой гарце¬вали малолетние высокородные адъютанты вождя. Они с удовольствием носились вдоль походных колонн, передавая поруче¬ния и приказы своего кумира. Стефан тонко улавливал настроение мас¬сы участников похода и по необходи-мости обращался к ним на привалах с зажигатель¬ной речью. И тогда вокруг его по-возки творилось такое столпотворение, что в этой толчее одного–двоих малышей непременно калечили или затаптывали насмерть. В та¬ких случаях наспех сооружали носилки или рыли могилу, скороговоркой творили молитву и спешили дальше, пом-ня о жерт¬вах до первого перекрестка. Зато долго и оживленно обсуждали, кому по-везло раз¬житься клочком одежды святого Стефана или щепкой от его повозки. Эта экзаль¬тация захватила даже тех детишек, кото¬рые бежали из дома и присоединились к крестоносному "воинству" вовсе не по ре¬лигиозным мотивам. У Стефана голова шла кругом от сознания своей власти над сверстниками, от непрестанного восхвале¬ния и беспредельного обожания. Трудно сказать, был ли он хорошим организатором – скорее всего движением отрядов руководили сопровождавшие де¬тей священники, хоть хроники об этом умалчивают. Невозможно поверить тому, что горластые подростки могли без помо-щи взрослых управиться с тридцатитысячным "воинством", разбивать в удобных местах лагеря, организовывать ночевки, давать отрядам по утрам направление дви-жения надень. Пока юные крестоносцы шли по террито¬рии родной страны, население везде прини¬мало их гостеприимно. Дети если и умирали в походе, то почти исключитель-но от солнеч¬ных ударов. И все-таки постепенно уста¬лость накапливалась, дисципли-на ослабева¬ла. Чтобы поддерживать энтузиазм участни¬ков похода, ежедневно при-ходилось лгать, что к вечеру отряды прибудут к пункту наз¬начения. Завидев вдали какую–нибудь кре¬пость, дети возбужденно спрашивали друг друга: "Иерусалим?" Бедолаги забывали, а многие и просто не знали, что достичь "святой земли" можно, лишь переплыв море. Миновали Тур, Лион и пришли в Марсель почти в полном составе. За месяц ребята прошли пятьсот километров. Легкость маршрута позволила им опередить герман¬ских детей и первыми достичь побережья Средиземного моря, которое, увы, не расступилось перед ними. Разочарованные и даже обиженные на господа бога, дети разбрелись по городу. Переночевали. Наутро снова молились на берегу моря. К вечеру в отрядах недосчи-та¬лись нескольких сотен детей – они пода¬лись домой. Шли дни. Марсельцы кое-как терпели сва¬лившуюся им на голову ораву детей. На мо¬литвы к морю выходило все меньше "крестоносиков". Руководители похода с тос¬кой поглядывали на корабли в гавани – были бы деньги, они бы не побрезговали теперь и обычным способом пересечения моря. Марсельцы стали роптать. Атмосфера накалялась. Как вдруг, по старинному выражению, господь на них оглянулся. В один прекрасный день море расступи¬лось. Разумеется, не в буквальном смысле слова. Горестное положение юных крестонос¬цев тронуло двух именитейших купцов города – Гуго Ферреуса и Уильяма Поркуса. И они из чистого человеколюбия пре-доста¬вили детям нужное количество кораблей и провианта. – Чудо, обещанное вам, – вещал с помо¬ста на городской площади святой Сте-фан, – свершилось! Мы просто не так поняли зна¬мения божьи. Расступиться должно было не море, а сердце человеческое! Воля господа явлена нам в поступке двух дос-топочтен¬ных марсельцев и т. д. И снова ребята теснились вокруг своего кумира, снова норовили урвать лоску-ток его рубахи, снова кого-то насмерть зада¬вили... Но оказалось среди детей немало и та¬ких, которые старались побыстрее вы-брать¬ся из толпы, чтобы под шумок улизнуть из благословенного Марселя. Средне-вековые мальчишки были достаточно наслышаны о ненадежности тогдашних кораб-лей, о морских бурях, о рифах и разбойниках. К следующему утру участников похода значительно поубавилось. Но это было к лучшему, оставшиеся сносно разместились на кораблях, очистив свои ряды от ма-ло¬душных. Кораблей было семь. Согласно хроникам, крупный корабль того времени мог вместить до семисот рыцарей. Таким образом, мы с достаточным основанием можем предполагать, что детей помещалось на каждый корабль не меньше. Значит, корабли приняли около пяти тысяч ребят. С ними было не менее четырехсот священ¬ников и монахов. Проводить детей на берег высыпало почти все население Марселя. После тор¬жественного молебна суда под парусами, расцвеченные флагами, под песнопения и восторженные крики горожан величаво отплыли из гавани, и вот уже они исчезли за горизонтом. Навеки. Восемнадцать лет о судьбе этих кораб¬лей и отплывших на них детей ничего не было известно. Глава 4. Трагический финал. Что осталось в памяти европейцев о кре-стовом походе детей. Прошло восемнадцать лет со дня отплытия юных крестоносцев из Марселя. Все сроки для возвращения участников дет¬ского похода минули. Отшумели, уже после смерти Ин¬нокентия III, еще два крестовых похода, уда-лось захватить Иерусалим у мусуль¬ман, пойдя на союз с египетским султаном... Словом, жизнь шла бурная, хотя и не¬сколько однообразная. О пропавших детях и думать забыли. Кинуть клич, поднять Европу на поиски, разыскать пять тысяч ребят, которые, возможно, еще живы, – такое и в голову никому не приходило. Столь рас-точительный гуманизм был не в обычаях того времени. Матери свое уже отплакали. Детей рожда¬лось видимо–невидимо. И умирало детей немало. Словом, каждодневных забот хва¬тало. Хотя, конечно, трудно предста-вить, что сердца матерей, проводивших детей в поход, не саднило от горечи бес-смысленной утраты. В 1230 г. в Европе внезапно объявился монах, некогда отплывший из Марселя вместе с детьми. Из его рассказов, быст¬ро облетевших весь континент, родите¬ли уз-нали о трагической судьбе своих без вести пропавших детей. А случилось сле¬дующее. Детишки, скученные в трюмах, ужасно страдали от духоты, морской болезни и страха. Они боялись сирен [Сирены – в древнегреческой мифологии – полу¬птицы–полуженщины, обитавшие якобы на остро¬ве у берегов Южной Италии. Чарующим пением они завлекали мореплавателей к своему острову, усыпляли их, а затем пожирали], левиафанов [Левиафан – в библейской мифологии – огром¬ное морское чудовище] и, конечно, бурь. Именно буря обрушилась на несчастных, когда они миновали Кор¬сику и огибали Сардинию. Корабли поне¬сло к острову святого Петра у юго-запад¬ной оконечности Сардинии. В сумерках дети вопили от ужаса, когда судно швыряло с волны на волну. Находившихся на палубе десятками смывало за борт. Пять неуправ¬ляемых кораблей – с изорванными пару¬сами и сломанными мачтами – течение пронесло мимо рифов. А два летели прямо на прибрежные скалы. Крики и многого¬лосый хор молящихся детей стали еще истошней – и вдруг все враз стихло. Ко¬рабли разнесло в щепы. Поглотив свою добычу, шторм быстро успокоился. Пять других кораблей кое-как добрались до африканского берега. Правда, при-било их в алжирскую гавань... Но оказалось, что именно сюда они и должны были приплыть. Их здесь явно ждали. Суда мусульман встретили их и отконвоировали в порт. Образцовые христиане, сердобольные Ферреус и Поркус потому и пожертво-вали семь кораблей, что вознамерились продать пять тысяч детей в рабство невер-ным. Это был своеобразный подвиг во имя наживы! Марсельцы растерзали бы него-дяев, узнай они о судьбе детей! Но, как верно рассчи¬тали купцы, богом которых бы-ла звонкая монета, чудовищная разобщенность христи¬анского и мусульманского миров способ¬ствовала успеху их преступного замысла и обеспечила их личную безопасность. Что такое рабство у неверных, дети зна¬ли из жутких историй, которые разно-сили по Европе пилигримы. Поэтому невозмож¬но описать их ужас, когда они поня-ли, что произошло. Часть детей раскупили на алжирском базаре, и они стали рабами, наложницами или наложниками богатых мусульман. Остальных ребят погрузили на корабли и от-везли на рынки Александрии. Четырем сотням монахов и священников, которых вместе с детьми привезли в Египет, сказоч¬но повезло: их купил престарелый султан Малек Камель, более известный как Сафадин. Этот просвещенный правитель уже поделил свои владения между сыновьями и имел досуг для ученых занятий. Христи-ан он поселил в каирском дворце и засадил за переводы с латыни на арабский. Обра-зо¬ваннейшие из ученых рабов делились своей европейской премудростью с султа-ном и давали уроки его придворным. Жилось им сытно и вольготно, только нельзя было выходить за пределы Каира. Пока они осваивались во дворце, благословляя бога, дети работали на полях и мерли как мухи. Несколько сотен маленьких рабов отпра¬вили в Багдад. А попасть в Багдад можно было только через Палестину... Да, дети ступили-таки на "святую землю". Но в око¬вах или с веревками на шее. Они видели величественные стены Иерусалима. Они прошли через Назарет, их босые ступни обжигали пески Галилеи... В Багдаде юных рабов распродали. Одна из хроник повест¬вует, что багдадский халиф вздумал обра¬тить их в ислам. И хоть событие это описано по тогдашнему трафарету: их-де пытали, били, терзали, но ни один не предал родную веру, – рассказ мог быть прав-дивым. Маль¬чики, которые ради высокой цели прошли через столько страданий, вполне могли показать несгибаемую волю и умереть муче¬никами за веру. Таких бы-ло, согласно хро¬никам, восемнадцать. Калиф оставил свою затею и услал оставших-ся в живых христи¬анских фанатиков медленно иссыхать на полях. В мусульманских землях малолетние крестоносцы умирали от болезней, от по-бо¬ев или осваивались, учили язык, постепенно забывая родину и родных. Все они умерли в рабстве – из плена ни один не вернулся. К монаху, за какие-то заслуги отпущен¬ному из Каира, стекались со всей Евро-пы матери пропавших во время похода детей. Но много ли радости было им от того, что монах видел их сына в Каире, что сын или дочь еще живы? Монах рассказал, что в Каире томятся в неволе около семисот уча¬стников детского крестового похода. Ра-зу¬меется, ни один человек в Европе пальцем о палец не ударил, чтобы выкупить из раб¬ства былых кумиров невежественных толп. Что стало с вожаками юных крестонос¬цев? О Стефане было слышно только до прихода его колонны в Марсель. Попал ли он в плен к мусульманам, или заблаговре¬менно дезертировал, или погиб в морской пучине – неизвестно. Николас пропал из виду в Генуе, но в Германию не возвратил¬ся – его земляки хотели растерзать маль¬чишку, узнав, скольких детей он погубил в чужих краях, но довольствовались его отцом, который приложил руку к созданию "святого отрока". Третий, безымянный, во¬жак детей–крестоносцев растворился в без¬вестности. Папа Григорий IX (1227 – 1241), узнав о гибели двух кораблей с детьми у бере-гов Сардинии, повелел воздвигнуть им памят¬ник на острове Святого Петра. Надо сказать, что рыбаки сразу после ко¬раблекрушения погребли на безлюдном ост-рове сотни детских трупов. Но уж такова была разобщенность тогдашней Европы, что известие об этом не дошло ни до француз¬ских, ни до германских матерей. Два-дцать лет спустя детей перезахоронили в одном месте и на их братской могиле воз-двигли церковь Новых Непорочных Младенцев. Рядом с церковью для постоянных богослу¬жений поселили двенадцать монахов. Цер¬ковь стала местом богомолья – па-ломники являлись с приношениями, монахи благоденствовали. Так длилось века три. Потом церковь захирела, и монахи покинули остров. В 1737 г. на нем посели-лись беглецы из мусульман¬ского плена (вот она, ирония истории). Их колония про-цветала, занимаясь рыбной ловлей и добычей кораллов. Был построен город, в кото-ром проживало десять тысяч человек. Но церковь Новых Непорочных Младенцев давно разрушилась, даже ее руины со временем затерялись, и новое население ост-рова знать не знало о траге¬дии, случившейся у этих берегов полтора столетия назад. Да и на континенте о детском крестовом походе постепенно совсем забыли. Детские религиозные массовые психозы проявля¬лись еще дважды: в 1237 г. тысяч-ная толпа детей из Эрфурта собралась тайком от роди¬телей и с песнопениями ушла в Армштадт, где происходила канонизация святой Елиза¬веты, ландграфини Турин-ской, а в 1458 г. совершилось массовое паломничество детей против воли родителей по маршруту Швабия – церковь Святого Михаила в Норман¬дии. Но и эти рецидивы детского религиоз¬ного фанатизма не вызвали интереса историков... Что же касается современников детского крестового похода, то, как мы уже го-во¬рили, хронисты ограничились лишь весьма беглым его описанием, а простой на-род, забыв свой энтузиазм и восторг от затеи маленьких безумцев, вполне соглашал-ся с двухстрочной латинской эпиграммой – литература почтила сто тысяч загублен-ных ребятишек лишь шестью словами: На берег дурацкий Ведет ум ребятский. Страшно, когда за преступное ребячество взрослых расплачиваются дети. Так закончилась одна из самых страшных трагедий в истории Европы. Заключение. Лишь немногие идеалисты хранили в XIII веке былой крестоносный дух. К ним относился и Людовик Святой. Повергая в ужас большинство членов своей семьи, начиная с матери Бланки Кастильской, и своих советников, он сумел увлечь армию крестоносцев, большая часть которых последовала за ним из любви скорее к нему, нежели к Христу, первый раз в 1248г. в Египет, где он попал в плен к неверным, а во второй раз в 1270г. в Тунис, где он и умер. До конца XV века и даже позднее разговоры о крестовом походе возобновля-лись часто. Но в поход никто не отправлялся. Каковы же последствия крестовых походов, как их оценить? Жак Ле Гофф утверждает, что недолговечные учреждения крестоносцев в Па-лестине были первым опытом европейского колониализма, и в качестве прецедента он для историка многозначителен. Не менее многозначителен и другой опыт крестовых походов: Средневековый человек был убежден, что цель его земной жизни – подготовка к переходу в Царствие Небесное, в мир без скорби и страдания. И чем больше стра-даний он вынесет в земной жизни, тем больше блаженства его ожидает за гробом. Крестовые походы были своеобразной формой паломничества. Ибо паломничество было формой покаяния, испытания, средством очищения, подготовкой к Судному дню. Это было как бы прелюдией к земной смерти и обретению другой жизни. Но неужто невинные дети должны выносить те страдания, которые выпали на их долю в благочестивом походе ко Гробу Господню? Ведь поход этот, как и все крестовые походы, по убеждению их современников, предпринимались по воле Господней. Еще одно наказание Господне за грехи человеческие? Но почему ответили безгреш-ные дети? Может быть, за то наказал Господь людей, отняв у них будущее на земле, что слишком часто люди пренебрегают жизнью земной, данной им от Бога? Может быть, для того и дал Господь людям земную жизнь и для того принял Христос кре-стную муку за людей, чтобы они достойно и радостно могли пройти свой земной путь. Как же должен человек – Венец Творения понимать Божью волю? В чем она? Как знать, – не память ли о трагедии потери стольких детей обратила лучший умы Европы к земной жизни тех, кого Господь сотворил по образу и подобию своему? Не память ли об этой боли утраты десятков тысяч детей ускорила приход Европы к Гуманизму и Возрождению? На мой взгляд, крестовые походы имели самое важное последствие. Наиболее точно о нем высказался У.М. Уотт: «Важнейшим следствием Крестовых походов, в том числе и похода детей, было то, что именно в них Западная Европа обрела свой дух. И этот положительный результат значением намного превысил политическое и военное поражение европейцев». Несмотря на поражение, Европа продолжала прогрессировать. Невозможно отрицать воздействие на умы слушателей – и общественное соз-нание в целом – рассказов многочисленных крестоносцев–пилигримов, возвращав-шихся из трудных походов, в которые Запад высылал целые армии одну за другой в течение двух столетий, многое повидавших и переживших, ставших по сути уже другими людьми, с новыми идеями и требованиями к жизни. В умах европейцев рождались новые мысли о связях человека с Богом, о месте человека в Божьем мире. За эпохой крестовых походов наступала эпоха Возрождения. Список литературы. 1. Жорж Дюби «Европа в Средние Века». Смоленск; «Полиграмма», 1994г. 2. Заборов М.А. «Крестоносцы на Востоке». М., Главная редакция восточной лите-ратуры издательства «Наука», 1980г. 3. В. Задорожный «Игра, ставшая трагедией». «Атеистические чтения». М., Изда-тельство политической литературы, 1990г., № 20. 4. Р.Ю. Виппер «История средних веков». М.: Республика, 1993г. 5. Печников Б.А. «Рыцари церкви». Кто они?: Очерки об истории и современной деятельности католических орденов». – М.:Политиздат, 1991г. 6. «Средневековая Европа глазами современников и историков». В 5-ти частях. Часть вторая «Европейский мир X–XV вв.». М.: Интерпракс., 1994г. 7. Заборов М. А. История крестовых походов в документах и материалах. М., 1977. 8. Ле Гофф Жак. «Цивилизация средневекового Запада». М., 1992г. 9. Уотт У. Монтгомери. «Влияние ислама на средневековую Европу». М., 1976г.